А еще вот по поводу установки в проходных дверях разнообразных красивых стекол. Поскольку вот у рабочего места такую взгромоздили, вспомнил историю двадцатилетней давности. Со мной в главной роли.

Дело было так. Шел веселый 1984 год. Это было время, когда бедному восьмилетнему ребенку нигде нельзя было стянуть чего-нибудь вкусного. Не потому что ребенок был хилый, не потому что ребенок был воспитанный, а потому что вкусного вообще практически ничего не было. Такая была ужасная у бедных ребенков жизнь.

И вот в один прекрасный день 31 мая, в день, когда бедный ребенок с отличием закончил первый класс, когда назавтра должны были наступить такие долгожданные каникулы, бедный ребенок обнаружил, что дома в холодильнике завелась колбаса. Бедный ребенок уже несколько раз в своей жизни ел колбасу, поэтому знал, что она вкусная.

Такие знания не могли просто так находится в голове бедного ребенка. Они стимулировали к действиям. Бедный ребенок проник на кухню и вскрыл дверцу холодильника. Он собрался сделать себе деликатес – бутерброд из белого хлеба с маслом и колбасой. Напомню, шел 1984 год и бедный ребенок жил не в городе Москва и не в других больших столицах, которые имели на своей территории обширные магазины с колбасой. Причем различных сортов (бедный ребенок такое не знал), причем производства в том числе и того региона, где бедный ребенок и жил (в самом регионе колбаса не продавалась принципиально).

Наличие одновременно множества уникальных условий (таких как: наличие в доме мягкого белого хлеба, наличие в доме масла, наличие в доме колбасы, наличие в доме бедного ребенка и отсутствие в доме родителей бедного ребенка) предоставляли уникальные шансы отлично полакомиться.

Однако у бедного ребенка был старший брат (Ваня, я это не со злости, я это так вспомнил, для истории! ;). И в тот момент, когда бедный ребенок обнимал вытянутую из холодильника палку колбасы, старший ребенок ворвался в кухню с негодованием на лице и с криками: “Ты уже ел?!”. И тоже вцепился в колбасу двумя руками и стал тянуть ее в свою сторону. Бедный ребенок закричал: “Я еще не ел!” – и начал интенсивно тянул продукт на себя.

Надо отметить, что маленькие ребенки вообще плохо соображают, а когда дело касается уникальных съестных припасов, то вообще тушите свет. Старший ребенок имел в виду, что нельзя лопать колбасу просто так. Можно только с чаем. А чай пьют сугубо после обеда, время которого как раз и настало. Нельзя портить аппетит, даже колбасой. Поэтому он в порыве крика и спрашивал бедного ребенка: поел ли он уже? Ответ последнего, что еще не ел, только усиливало негодование старшего.

Мысли же бедного ребенка целиком были заняты предстоящим процессом по откусыванию больших кусков от бутерброда. Поэтому он подумал, что старший ребенок обвиняет его в том, что он уже ел колбасу и пытается сделать это еще раз! В свою защиту он очень отчетливо кричал, что не ел, надеясь на милость и сострадание. Но видя полное отсутствие положительных сдвигов в процессе судебного разбирательства, стал больше давить на физические аргументы. То есть тянуть стал еще сильнее.

Так они и раздирали пополам колбасу ради великой Справедливости. До тех пор, пока кто-то не победил. Не помню кто именно, но скорее всего, конечно же, не бедный ребенок. Ибо он был меньше и слабее. И поэтому априори был неправ. Куда делась колбаса, история умалчивает, но бедный ребенок остался один в кухне с пустыми руками. В слезах и с отчаянием вместо бутерброда. И он в гневе со всей дури захлопнул дверь, отделяющую кухню от коридора в комнату.

Дверь же, как понятно из начала данного увлекательного романа, была не простая. А со вставкой из большого и красивого стекла. С разноцветной симпатичной мозайкой. Естественно много дури дверь выдержать не могла, и стекло с удовольствием обрушилось на руку бедного ребенка. В район крупного сустава большого пальца правой руки. Рука, как и сам ребенок, была маленькая, а стекло – большое.

Первые две секунды совершенно ничего не происходило, ибо ребенок испугался, что мама и папа очень сильно его за разбитое стекло не похвалят. Но потом он нечаянно увидел брызжущие из его организма потоки кровищи и сразу же почувствовал нестерпимую боль. После этого он заорал значительно сильнее, чем когда у него отнимали желанную колбасу.

На помощь подоспел старший ребенок. Чего делать – не понятно, но что-то делать надо! Поэтому было принято решение завернуть конечность в белое махровое полотенце, что валялось неподалеку в поле видимости. Через пятнадцать секунд полотенце приобрело характерный темно-красный цвет. Целиком.

Стремительно было принято очередное решение – обернуть конечность в новое полотенце. И пока оно опять не поменяло цвет (очень, кстати, нехорошо, когда все до одного полотенца в доме одинакового цвета), старший ребенок умчался звонить за помощью к маме. Он долго объяснял, что бедному ребенку отрезало палец, пытался понять, как сильно там мама расстроилась, чтобы и самому расстраиваться в необходимом объеме (опыта в таких делах у него еще было мало).

Дальше в истории опять пробел. Информация утеряна. Но по отдельным обрывкам можно понять, что ребенка срочно доставили в травму, где ему промыли рану, вытащили изнутри пальца (он остался на месте, стекло въехало аккурат в самый большой сустав на руке, иначе бы может пальца и не досчитались) все осколки стекла, наложили пяток швов и сделали тугую повязку. А потом недели три он посещал сие увлекательное заведение, где за ним наблюдал строгий врач, который делал ему перевязку, тыкал всякими приспособлениями для понимания подвижности сустава и еще чего-то, чего история опять умалчивает.

Страха было много. Поел ли бедный ребенок колбасы – не известно. Дверь в кухню после ремонта стала из цельного дерева. А двери со вставками стекла бедный ребенок не любит до сих пор. И когда можно, открывает и закрывает их ногой.

А шрамы на большом пальце правой руке красуются до сих пор.

ps. У бедного ребенка на теле имеется достаточное количество шрамов, в том числе и до 7 сантиметров в длину. Большинство из них приобретено в детском возрасте. И о большинстве из них он понятия не имеет, откуда они взялись. Поэтому данная история особа для него ценна, ибо отложилась в памяти с уникальной точностью.