Наконец-то я добрался до калафыра.

Несколько недель отчаянная пропаганда из уст увлеченных данным продуктом людей обрабатывала меня на счет обязательного опробования оного. Мне приписывались невежество, абсолютная неграмотность в основных нажеристых блюдах, неразборчивость в поглощаемой мною пище, отсутствие вкуса как такового, так и в отношении гармоничного сочетания имеющего в ассортименте разнообразия. На меня удивленно смотрели непонимающие глаза, несущие мольбу и печаль, и желающие узнать лишь одно: “Ты что, до сих пор не ел калафыра? Что никогда?!”.

Я мужественно держался, излучая уверенность и непоколебимость в собственном отношении к жизни. Настойчиво считал, что не калафыром единым сыт человек, и что отсутствие в моей практике опыта по поглощения какого-то супчика не сильно скажется на основы моего бытия и всепонимания. Тем более, что мне и так очень нравятся такие съестные изделия как щи, борщ, солянка и прочие патриотически настроенные мясные бульоны. Я знал, что все, что мне надо, я съем, сжую, искромсаю зубьями, проглочу. Одним словом, получу порцию своего ненасытного удовольствия.

Но мощь моей защиты была ослаблена гениальной вражеской тактикой. Вначале я был отлучен от дозы уже необходимого мне физкультурного спорта. Очередная тренировка по наборе сил и здоровья была перенесена под хитрым предлогом моего боевого товарища, излившего мне душу о “после вчерашнего”. Он взмывал к моему врожденному чувству сострадания, о моем понимании о недопущении больших физических нагрузок на изморенный алкоголем организм и о необходимости приведения последнего в более или менее работоспособное состояние. А именно – нужно поесть и выпить. Тем более нас ждет один человек.

Я был обманным путем заманен в единицу городского транспорта типа маршрутка. Увезен практически за пределы нашего города, усажен в теплое и успокаивающее место. Ловким и отточенным движением мне было налито 40 миллилитровых грамм вкусной водки хорошего разлива, затем был грамотно проречитативен филосовско-одухотверенный тост о преимуществе счастливого образа жизни над несчастливым и… тут я впервые и увидел его – калафыр. Если учесть, что я еще к тому же был немного подкошен вредоносными бациллами, то дальнейшие мои попытки самозащиты были явно увенчаны на провал.

Лишенный здоровья, подкошенный простудой, увезенный на край города и подпоенный водкой, я был просто вынужден изменить самой любимой мне, самой прекрасной и наивкуснейшей радости моей первоблюдной жизни – солянке. И я с циничным ощущением пищеблудия с взыгравшимся остервенением выпил все соки из отдавшейся мне наваристой инородке.

Было очень даже ничего. Продукт представляет собой громадную порцию массного бульона с достаточно характерным вкусом. Ничего лишнего в нем не плавает. Только бульон, мясо и еще что-то для придания блюду национального колорита. Чье именно это блюдо национальное, я не совсем в курсе. Но если они это едят также, как русские щи или борщ, то это вызывает уважение, поскольку в этой громадной тарелке… нет не тарелке… такой супнице даже не лежали, а громоздились несколько увесистых шматков бараньего мяса прямо на бараньих же костях. Куски эти были настолько здоровенные, что каждый из них можно спокойно подавать в качестве второго блюда, если обсыпать их гарниром.

В общем вкусно и сытно. Мне, правда, говорили, что, съев такую тарелочку, наешься на весь день, поэтому я и готовился к такому результату. Однако уев все подчистую обнаружил стандартное свое состояние, когда еды уже никакой нет, мои более внушительные в животах собратья полулежа кряхтят от полученного переедания, а я типа тоже уже все съел, но ничего еще не понял. Наелся или нет не понятно, вкусно или нет тоже непонятно, поскольку, вроде, мало еще съел, чтобы делать выводы. Ну и, как обычно, был обозван непонятными словами о том, что нафига мне все это есть, если толку никакого нет. Только зря перевожу продукты и спиртные напитки. Одним словом довремопопревождались.

Вот. Нахожусь в состоянии аффекта. Хочу есть еще, всего и всегда. Скажем дружно: “Нет сухофруктам и фастфуду, да мясным бараньим ножкам. Четырем!”.

Мнения гринписа и вегетарианцев о загубленных жизнях в ничем неповинных животных приветствуются.